Владимир Набоков, как и Артюр Рембо, видел звук А в черно-бурой гамме. Ж у него отличалось от французского J, «как горький шоколад от молочного». Или вот красная группа с «вишнево-кирпичным Б (гуще, чем В), розово-фланелевым М и розовато-телесным В (чуть желтее, чем V)".
Набоков знал толк в ощущениях: «Чтобы основательно определить окраску буквы, я должен букву просмаковать, дать ей набухнуть или излучиться во рту, пока воображаю ее зрительный узор». Жаль, что писатель жил не в наши дни: ученые обязательно уговорили бы его залезть в трубу томографа. У них сегодня каждый синестет на счету.
В науке — бум интереса к синестезии. «На неполный 2006 г. приходится 35% публикаций по синестезии за последнюю четверть века», — удивляется психолог Джулия Симнер из Эдинбургского университета. Биомедицинский каталог PubMed дает примерно те же сведения: 40% публикаций по синестезии за последние 10 лет приходится на 2006 г. Ученые теряются в догадках. Симнер подозревает, что всему причина — функциональная ЯМР-томография, которая показала, что в мозгу синестетов действительно происходит нечто необычное.
Белый свист
Термин «синестезия» происходит от греческого и означает «смешанные ощущения» — когда при возбуждении одного органа чувств у человека возникают ощущения, характерные для другого. Например, при виде буквы Б вспоминается ярко-оранжевый цвет, а нота «до» отдается рыбным вкусом во рту. Ассоциации могут быть сложными — например, несколько подряд взятых нот вызывают ощущение «золотого, желтого и белого, быстро движущихся наверх и потом под углом направо, как пульсирующая струя». Или вот Максим Горький писал: «Тонкий, режущий ухо свист прорывает своим дрожащим острием все звуки улиц, он тянется бесконечно, как ослепительно белая, холодная нить, он закручивается вокруг горла, путает мысли в голове».
Синестеты смешивают всё со всем. У Набокова «малейшее несовпадение между разноязычными начертаниями единозвучной буквы» меняет и цветовое впечатление от нее. Симнер вместе с психологом Джейми Уорд из Лондонского университетского колледжа показали, что синестеты реагируют не столько на звучание или образ слова, сколько на его смысл. Психологи испытывали несколько добровольцев с лексическо-вкусовой синестезией — например, у одной женщины слово «кастаньеты» непременно вызывало ощущение вкуса тунца. Запутывая своих испытуемых, исследователи добивались состояния, когда нужное слово «вертится на языке": человек хочет назвать предмет, но не может вспомнить его наименование. И в этом случае синестезия, как выяснилось, проявляется во всей силе*.
Результаты Симнер считает полезными не только для понимания редкого смешения чувств. «Большинство, не задумываясь, считает свои ощущения прямым отражением свойств окружающего мира. Синестезия очень хорошо показывает, что это не так. То, что мы ощущаем, — результат того, что происходит в нашей голове», — поясняет Симнер.
В голове синестетов, как показали опыты Эдварда Хаббарда, и впрямь творится что-то странное. Собрав шесть человек, у которых буквы вызывали стойкие цветовые впечатления, и контрольную группу из 20 человек, он вначале предложил задачку на узнавание перемешанных букв. Синестеты справлялись с заданием точнее и быстрее, чем контрольная группа. А функциональный ЯМР показал, что в коре их головного мозга на очертания букв дополнительно реагируют участки, отвечающие за цвет. Этот эффект нельзя подделать, специально тренируя ассоциации не-синестетов. В опытах Хаббарда интереснее другое — чем быстрее и точнее синестеты разбирались в смешении мелькающих перед ними букв, тем более сильный ответ цветовых зрительных зон был виден на функциональном ЯМР**.
На вкус и цвет
Как и всякий синестет, Набоков в детстве был убежден, что у других людей буквы тоже цветные. Лет в шесть-семь он заметил, что разноцветные азбучные кубики, которыми он играл, покрашены неправильно. Мать не удивилась: она обладала тем же даром, вот только ее цвета отличались, и она хуже «видела» согласные. Зато она чувствовала цвет каждой музыкальной ноты, а для сына музыка «всегда была… лишь произвольным нагромождением варварских звучаний».
Профессор Казанской консерватории, руководитель НИИ экспериментальной эстетики «Прометей» Булат Галеев разработал теорию синестезии в искусстве. Даже у несинестетов, считает он, существуют зоны предпочтительных ощущений: «Недаром говорят — яркий вкус, яркий запах, яркий свет, яркий звук. Как золото выпадает в осадок, эти распространенные ассоциации оседают в языке. Звук А по тону ниже, чем И, вот и буква А у синестетов, как правило, темнее, чем буква И». По Галееву, цвета и звуки имеют несколько уровней привязки: «Низший уровень тесно связан с яркостью, в середине — варианты бессознательных личных ассоциаций, высший уровень — культурный (красное знамя революции). Кстати, А у русских часто ассоциируется с красным цветом, потому что это ударная гласная в слове "красный"".
Английские синестеты часто красят красным букву R. От слова red — напрашивается вывод. Но это не доминирующая закономерность. «Я очень пристально изучала связь букв с цветами, — рассказывает Симнер. — У настоящих, ярких синестетов в основном другие правила. Мы нашли, что буквы, которые часто употребляются, ассоциируются с распространенными цветами. Например, А или C — с красным. Редкая буква вроде Q скорее будет связана с редким цветом, скажем пурпурным. То же самое и с цифрами — ноль часто бывает черным или белым».
Симнер, которая сама не синестет, считает синестезию крайним проявлением обычных свойств. «Возьмите на пианино высокую ноту и спросите обычного человека, на какой цвет она больше похожа — светло-желтый или темно-синий? Ответ будет почти всегда в пользу первого». Вот и синестеты — Симнер тут согласна с Галеевым — склонны связывать светлые цвета с высокими, а темные — с низкими звуками: «Все это говорит об общем мозговом механизме, синестеты отличаются лишь интенсивностью ощущений».
«Исповедь синестета назовут претенциозной те, кто защищен от таких просачиваний и смешений чувств более плотными перегородками, чем защищен я», — писал Набоков. По самой популярной гипотезе, в грудном возрасте эти перегородки отсутствуют у всех — сигналы от всех органов чувств у младенца до полугода сливаются в единый поток. Потом у большинства людей «лишние» нервные контакты отмирают и лишь у синестетов — остаются. Разные методики раннего развития детей стараются эти связи сохранить и удержать. Цветные кубики Зайцева, к примеру, звенят и стучат. Зачем все это? «Синестеты более креативны, они находят больше необычных ассоциаций, — говорит Симнер. — Если показать обычному человеку апельсин и спросить, что с ним можно сделать, он скорее всего скажет — съесть. А синестет склонен придумать что-нибудь неожиданное. Например, использовать его в качестве крокетного шара».
Все это, конечно, интересно, но стоит ли стараться, если еще пару лет назад считалось, что синестезия встречается примерно у 0,05% населения, то есть примерно раз в десять реже, чем шизофрения? Эта оценка была выведена из частоты откликов на объявления в прессе, в которых ученые просили откликнуться синестетов. Но в прошлом году Симнер вместе с коллегами догадалась провести массовые проверки***. Предложив специальные тесты 500 студентам британских университетов и 1190 посетителям Лондонского музея науки, психологи выяснили, что синестезия встречается на два порядка чаще, чем думали прежде. Синестетов среди нас 4,4%. Попутно был развенчан еще один миф — что женщины склонны пребывать в смешанных чувствах в 2—6 раз чаще, чем мужчины. У Симнер получилось примерно 50:50. Просто мужчины меньше склонны копаться в себе и отвечать на объявления в местных газетах.
SmartMoney
